У этих двух слов есть одна неизменная часть – «учение».
Но в первом случае к ней приставляются две буквы «об», а во втором одна – «м». И как меняется смысл!
Кто-нибудь может объяснить, почему у столь разных слов в основе лежит один корень – учение?
-
Свежие записи
Свежие комментарии
- geronimo к записи В поисках масштабного подобия. Часть 1.
- Сергей Сухонос к записи В поисках масштабного подобия. Часть 1.
- geronimo к записи В поисках масштабного подобия. Часть 1.
- Сергей Сухонос к записи В поисках масштабного подобия. Часть 1.
- Сергей Сухонос к записи В поисках масштабного подобия. Часть 1.
Архивы
Рубрики
Мета
Пальцы тоже кажутся различными, да только расположены на единой основе.
Не совсем понял, к какому комментарию это замечание.
Не удержусь привести ещё из удивительного мудреца ещё эпохи Николая Первого А.С.Шишкова
«Язык наш – древо жизни на земле и отец наречий иных»
Воистину дух правды дышит, где хочет. И живые слова на страницах этой книги сами рассказывают о своем происхождении от праотцовских корней, представляя миру славянорусский язык Древом жизни на земле. Словесные корни незримого Древа языка сотворены Отцом, а все, данное нам от Сына: святая вера, богословие – в кроне. Но ведь сказал Сын: Отец Мой более Меня. И западная информационная война бьет не по кроне, но точно по корням, завершая их обрезание и растление. А землю русскую заполоняют бес-корневые общечеловеки, подменяя божий народ. Нет силы разрушительней, чем безкорневой язык. Он помрачает веру, погашает инстинкт самосохранения и заменяет здравый рассудок самоубийственным.
Читайте свой корнеслов с благоговением, ибо для нашего словесного естества нет занятия важнее, чем докапываться до первых слов Отца и узнавать свои первородные корни. Когда возвращаемся к ним, они сами в нас растут и сами поднимают наши головы к Солнцу Правды, напитывая небывалой силой.
Только так мы сможем восстать великорусской дубравой: от корня к корню, и от первых слов Отца к Слову Сына. Заодно и узнаете, что от нашего, славянорусского корнеслова пошла поросль наречий и ветви языков иных.
Речь, произнесенная Президентом Академии Российской А.С. Шишковым в торжественном годичном собрании
Наш язык – древо,
породившее отрасли наречий иных
Да умножится, да возрастет усердие к русскому слову и в делателях, и в слушателях!
Я почитаю язык наш столь древним, что источники его теряются во мраке времен; столь в звуках своих верным подражателем природы, что, кажется, она сама его составляла; столь изобильным в раздроблении мыслей на множество самых тонких отличий, и вместе столь важным и простым, что каждое говорящее им лицо может особыми, приличными званию своему словами объясняться; столь вместе громким и нежным, что каждая труба и свирель, одна для возбуждения, другая для умиления сердец, могут находить в нем пристойные для себя звуки.
И наконец, столь правильным, что наблюдательный ум часто видит в нем непрерывную цепь понятий, одно от другого рожденных, так что по сей цепи может восходить от последнего до первоначального ее, весьма отдаленного звена.
Преимущество этой правильности, непрерывного течения мыслей, видимого в словах, так велико, что ежели бы внимательные и трудолюбивые умы открыли, объяснили первые источники столь широко разлившегося моря, то знание всех вообще языков озарилось бы светом доселе непроницаемым. Светом, освещающим в каждом слове первообразную, произведшую его мысль; светом, разгоняющим мрак ложного заключения, будто бы слова, сии выражения наших мыслей, получили значение свое от произвольного к пустым звукам их прицепления понятий.
Кто даст себе труд войти в неизмеримую глубину языка нашего, и каждое его слово отнесет к началу, от которого оно проистекает, тот, чем далее пойдет, тем больше находить будет ясных и несомнительных тому доказательств. Ни один язык, особливо из новейших и европейских, не может в сем преимуществе равняться с нашим. Иностранным словотолкователям, для отыскания первоначальной мысли в употребляемых ими словах, следует прибегать к нашему языку: в нем ключ к объяснению и разрешению многих сомнений, который тщетно в языках своих искать будут. Мы сами, во многих употребляемых нами словах, почитаемых за иностранные, увидели бы, что они только по окончанию чужеязычные, а по корню наши собственные.
Глубокое, хотя и весьма трудное исследование языка нашего во всем его пространстве принесло бы великую пользу не только нам, но и всем чужестранцам, пекущимся достигнуть ясности в наречиях своих, часто покрытых непроницаемым для них мраком. При отыскании в нашем языке первоначальных понятий этот мрак и у них бы исчез и рассеялся. Ибо не надлежит слово человеческое почитать произвольным каждого народа изобретением, но общим от начала рода текущим источником, достигшим чрез слух и память от первейших предков до последнейших потомков.
Как род человеческий от начала своего течет подобно реке, так и язык с ним вместе. Народы размножились, рассеялись, и во многом лицами, одеждою, нравами, обычаями изменились; и языки тоже. Но люди не престали быть одним и тем же родом человеческим, равно как и язык, не престававший течь с людьми, не престал, при всех своих изменениях, быть образом одного и того же языка.
Возьмем одно только слово отец на всех по земному шару рассеянных наречиях. Мы увидим, что оно при всей своей разности, не есть особое, каждым народом изобретенное, но одно и то же всеми повторяемое.
Вывод сей требует великих и долговременных упражнений, разыскания множества слов, но устрашаться трудов, ведущих к открытию света в знаках, выражающих наши мысли, есть неосновательная боязнь, любящая больше мрак, нежели просвещение.
Наука языка, или лучше сказать, наука слов, составляющих язык, заключает все отрасли мыслей человеческих, от начала их порождения до безконечного, всегда, однако ж, умом предводимого распространения. Такая наука должна быть первейшею, достойной человека; ибо без нее не может он знать причин, по которым восходил от понятия к понятию, не может знать источника, из которого текут его мысли.
Ежели при воспитании юноши требуется, чтобы он знал, из чего сделано платье, которое он носит; шляпа, которую надевает на голову; сыр, который употребляет в пищу; то как же не должно знать, откуда проис¬ходит слово, которое он говорит?
Нельзя не удивляться, что наука красноречия, изящная ума человеческого забава и увеселение, во все времена приводилась в правила и процветала. Между тем как основание ее, наука языка, оставалась всегда в темноте и безвестности. Никто, или весьма немногие дерзали входить в ее таинственные вертепы, и то, можно сказать, не проницали далее первых при вратах ее пределов.
Причины сему очевидны и преодолеть их нелегко.
• Новейшие языки, заступившие место древних, потеряв первобытные слова и употребляя только их отрасли, не могут более быть верными путеводителями к своим началам.
• Все древние языки, кроме славенского, сделались мертвыми, или мало известными, и хотя новейшие ученые мужи и стараются приобретать в них познания, но число их мало, и сведения в чуждом языке не могут быть столь обширны.
• Из глубины древности струящиеся протоки часто, прерываясь, теряют след свой, и для его отыскания требуют великих усилий ума и соображения.
• Надежда к совершению сего труда с должным рачением не может льстить человеку потому, что век его краток и ожидаемые плоды не иначе могут созреть, как долговременным упражнением многих ученых людей.
• Наука языка, хотя и тесно сопряжена с наукою красноречия или вообще словесностью, однако весьма с ней различна. Первая вникает в происхождение слов, ищет соединения одного понятия с другим, дабы на точных и ясных началах основать грамматические
правила и составить словопроизводный словарь, единственный, показующий язык во всем его порядке и устройстве. Вторая довольствуется только утвержденными навыком словами, стараясь сочинять их приятным для ума и слуха образом, без всякой заботы о первоначальном их смысле и происхождении.
Первая ищет себе света в наречиях всех веков и народов; вторая не простирает изысканий своих далее настоящего времени.
Стихотворство приучает разум блистать, греметь, искать вымыслов, украшений. Напротив, ум, упражняющийся в исследовании языка, ищет в нем ясности, верных признаков, доказательств к открытию сокровенных его начал, всегда теряющихся во мраке изменений, но без отыскания которых перестает он быть плодом одаренных разумом существ, текущей издревле мыслей их рекою.
Язык при чистоте и правильности своей получит силу и нежность. Суд о достоинстве сочинений будет суд ума и знаний, а не толк невежества или яд злословия. Язык наш превосходен, богат, громок, силен, глубокомыслен. Надлежит только познать цену ему, вникнуть в состав и силу слов, и тогда удостоверимся, что не его другие языки, но он их просвещать может. Сей древний, первородный язык остается всегда воспитателем, наставником того скудного, которому сообщил он корни свои для разведения из них нового сада.
С нашим языком, вникая в него глубже, можем мы, без заимствования корней у других, насаждать и разводить великолепнейшие вертограды.
Излиянные на Российскую академию монаршие щедроты подают надежду, что со временем успехи трудолюбивых умов, руководимых светлостию рассудка, откроют богатые языка нашего источники, снимут с алмаЗа сего еще во многих местах покрывающую его кору, и покажут в полном блистании свету.
Очень красиво
Из книги С. Жарниковой «Золотая нить».
И действительно, давайте сравним слова этих, столь, казалось бы, далеких сегодня друг от друга языков: русского и языка священных текстов Древней Индии – санскрита. Сравним, к примеру, имена богов Веды и славянской древности. Бог огня – Агни, еще его зовут Кравьяд (т.е. поедающий сырую плоть), Яма – бог смерти, яга – жертва на санскрите (и вспомним нашу Бабу-Ягу). Имя славянского Стрибога состоит из двух частей – «стри» – простираться (санскрит) и «бхага» – милостивец (санскрит); имя Неба – Сварог – от санскритского слова «сварга», что и значит – небо (отсюда и славянское наименование солнца – Сварожич, т.е. сын неба – Сварога). И наконец, русская «сваха» – женщина, соединяющая женихов и невест, создающая новые семьи и зажигающая новые «семейные очаги», и жена ведического бога огня («Агни») – Сваха. Огромное количество схождений дает нам и обыденная лексика:
Русский: Санскрит:
Вас Вас
Вам Вам
Нас Нас
Те Те
То То
Тот Тад (тат)
Этот Этад (этат)
Когда Када
Тогда Тада
Свой Свая
Твой Твая
Свояк Свака
Дядя Дада (старший родственник)
Брат Бхратра
Деверь Деври (девара)
Мать Матри
Праматерь Праматри
Сноха Снуша
Диво Диво
Дева Деви
Речь Рич
День Дина
Свет Швета
Зима Гима
Снег Снега (скользкость)
Мы пользуемся таким словом как «гать», «гати» в значении – дорога, проложенная по болоту, но в санскрите «гати» – проход, путь, дорога. Санскритскому слову «гали» – оскорбительные речи, ругательства, есть русский аналог – «изгаляться», «галиться»; санскритскому «дра» – идти, бежать – соответствует русское «драпать»; слову «радана» – плач, слезы, наше – «рыдание»; санскритскому «вакья» – слово, разговор, русское «вякать». Зачастую мы просто пользуемся тавтологиями, соединяя два слова с абсолютно одинаковым значением: мы говорим «трын-трава», но в санскрите «трин» и значит «трава»; мы говорим «карнаухий», но в санскрите «карна» и значит ухо; мы говорим «дремучий лес», но в санскрите «друма» и значит дерево.
Это известно.
Но я читал как-то книгу одного арабоведа, который нашел не меньше (даже больше) слов в русском языке из арабского. Например, собака и т.п.
Может быть русский язык собрал в себя не только санскрит, но и другие языки. Сегодня происходит подмешивание в русский множества английских слов.
Кто-нибудь занимался исследованием «национального состава» русского языка?
А почему русский язык вобрал, а не наоборот?
Арабскому языку не так много сотен лет, да многие ученые показывали, что арабский искусственный язык. Русскому календарю как минимум 7 000 лет. Смотрим указ Петра 1 или летописи. Санскрит не является языком какого-то народа в Индии. Тилак, индийский ученый начала 20 столетия, показал, что в Ведах описывается Северные территории. Так почему русский тогда вбирал!?
Проверить это можно только изучив диалекты Русского Севера. Только он имел минимум контактов с другими народами.
Ну, не знаю. Это сложный вопрос. Возможно, из древнейшего праязыка (арии) воникли все другие, но потом могла произойти обратная эволюция, когда из того же арабского к нам в Россиию пришли пусть и искаженные изначально, но все-таки уже арабские слова.
Миграция языка, таким образом является столь же сложным явлением, как и миграция народов. Пойди разберись.
Пойди и разберись.
Нет сомнений: в языке особым образом живет душа народа, в нем – «ключ к объяснению и разрешению многих сомнений». Ибо язык – это имя-символ.
Это – бытийное имя, ибо в нем зафиксирована (в пределе) суть познаваемого (осваиваемого) человеком мiра и ибо жизнь этого имени (в пределе) – в той же законосообразности, что жизнь реальности, которая вне имени. А потому смыслы, содержания, контексты и источники имени надо бережно оберегать и защищать.
Но здесь скрыты две опасности:
1. Оторвав имя от реальности, символом которой оно является, мы попадаем в ситуацию замкнутого круга, когда – формула о формуле (теоретическая физика о терфизике), имя об о имени. Имя «начинает думать», что оно самостоятельно и, возомнив о себе, совершенно безпардонно учит реальность, выделывая немыслимые кульбиты слов-формул…
2. Осваивая реальность через имя, человек или пытается услышать суть имени, или, наоборот, создать-подобрать наиболее подходящее имя для того образа, который живет в нем. В этот момент, как правило, человек живет в некоторой медиативной ситуации, он жаждет ответа… Если не делать наистрожайщую и совершенно критическую поверку, откуда, от чего (от кого), при каких условиях, в каком состоянии и проч. под. пришел этот ответ, то можно попасть еще в более худшую ситуацию, чем в пункте 1.
.
Когда я читаю утверждение: «Наука языка, или лучше сказать, наука слов, составляющих язык, заключает все отрасли мыслей человеческих, от начала их порождения до безконечного…», я слышу содержание п.1 и, в дальнейшем, очень осторожно отношусь ко всем остальным мыслям.
Когда читаю: «Словесные корни незримого Древа языка сотворены Отцом, а все, данное нам от Сына: святая вера, богословие – в кроне.», то вижу, ряженного, когда желаемое выдают за действительное, когда свое подсовывают под чужой маркой, и задумываюсь о ситуации п.2, когда благим, честным и искренним намерениям сопутствует (в пределе) дорога в место, которое никак и не предполагается…
Еще забыл добавить:
Все те, кто так или иначе изучают язык, — как естественное — полагают (других примеров мне не попадалось), что сам принцип говорения, т.е. то, как говорят, все время оставался в истории человечества одним и тем же, – исходят из идеи непрерывности. Но стоит только хотя бы предположить (ну, и как-то обосновать, естественно), что в обозримой истории были качественные метаморфозы в самое принципе говорения, то все нынешнее языкознание и языкоисследование (в интересующем нас аспекте) может получить предел своей применимости (может быть скорректированным, в соответствии с появившимися граниченными условиями), а претензия на всеобщность и «безконечность» многих теорий, моделей — постыженной…
Из книги Анатолия Иванова «Иерархия разума [расовое языкознание]«
В.Гумбольдт писал: «…язык и индивидуальность народа происходят из глубины души одновременно и соответствуют друг другу».
Тот дар, которым якобы является язык, дается народам не просто так, а «благодаря их внутренним способностям». Если отбросить идеалистическую галиматью о «даре» и признать все же народ творцом языка, мы придем к выводу, что совершенство продукта этого творчества зависит от внутренних способностей, от расовых задатков народа и отражает степень его умственного развития.
Язык — посредник мышления и звука.
Люсьен Леви-Брюль (1857—1939) отмечал: «надо признать, что человеческие общества могут иметь глубоко различные структуры, а, следовательно, различия в высших умственных функциях. Следует наперед отказаться от сведения умственных операций к единому типу».
Все языки связаны с особым аналитическим порядком мысли, создавших их народов.
Научную базу под иерархию языков подвел в 1850 году Август Шлейхер (1821—1868), которого называют основоположником «биологического натурализма» в языкознании, крупный специалист по славянским и балтийским языкам. В трех морфологических типах языков Шлейхер видел воплощение трех ступеней развития: в корневых древнейшую, в агглютинативных — промежуточную и во флективных — новейшую, т.е. высшую. Образование всех трех типов Шлейхер относил к доисторическому периоду, в исторический период языки перестают развиваться, они начинают разлагаться.
Н.Я.Марр всю жизнь воевал против «индоевропейского чванства», однако, будучи объективным ученым, пришел в итоге к той же схеме, что и Шлейхер, и схлопотал за это обвинение в том, что он «объективно помогает расизму». И у него первой ступени развития соответствуют односложные языки, второй — агглютинативные и высшей — флективные. И с его точки зрения «языки смененных систем отличают народы, отпавшие от общего мирового движения, независимо от того, вовлечены ли они снова мировым хозяйством в круговорот мировой жизни»1. То есть, с народами происходит то же, что и с детьми, воспитанными зверями: вопреки сказке о Маугли, они никогда уже не станут людьми.
Однако реальная схема более сложна, чем у Шлейхера и Марра. Первой ступенью, несомненно, будут полисинтетические языки, отражающие уровень дологического мышления. Далее следуют агглютинативные языки (механическое мышление), но они могут развиваться в двух направлениях.
Одно из них тупиковое, застойное, другое — подъем на более высокую ступень развития — флективную (органическое мышление). Здесь опять происходит раздвоение: одни языки идут по тупиковому аналитическому пути, по пути разложения и деградации, другие (синтетические) остаются открытыми для той перспективы, которую предвидел Н.Я.Марр, когда говорил: «Неизвестно, как долго логическое мышление удержится и не сдаст ли оно свои позиции новой системе мышления, о строе которой мы сейчас можем лишь гадать».
В полисинтетических языках (именуемых также «инкорпорирующими») характерная форма — слово-предложение. Например такое «слово» из языка пайют (Штат Юта): вии-то-кучум-пунку-рюгани-югви-ван-тюм. Это множественное число причастия будущего времени составного глагола «сидя разрезать», смысл слова-фразы: «имеющие сидя разрезать ножом черного бизона».
Другой тип языков — корневые или односложные (на ученом жаргоне «моносиллабические»). Это китайский язык и упомянутые негритянские языки квакающей группы.
Языки, в которых слова состоят из корня и частиц, выражающих взаимоотношения слов в связной речи (аффиксов), делятся в зависимости от характера связи между корнем и аффиксами на агглютинативные (т.е. «склеивающие») и флективные (т.е. «сгибающие»). В первых аффиксы механически присоединяются к корню по типу турецкого «ода» — комната, «одада» — в комнате, «одлар» — комнаты, «одаларда» — в комнатах и т.д. до бесконечности.
Те формы, которые используются в русском языке при словообразовании, склонении и спряжении называются флективными.
С давних пор ученые традиционно относят к флективным языкам как индоевропейские, так и семитские. Однако И.А.Мельчук из Израиля в своей статье «О «внутренней флексии» в индоевропейских и семитских языках» вынужден был признать, что «в семитских языках никакой внутренней флексии нет, а есть нечто другое». «То, что называют «внутренней флексией» в семитских языках это не что иное, как определенный тип аффиксации». Итак, семитские языки пользуются такими же механическими методами, как и агглютинативные, только аффиксы в них не присоединяются к корню, а вставляются внутрь.
«Все попытки филологов известной школы вывести одну из этих двух языковых семей (индоевропейской семитской) из другой остались бесплодными. Ученым и благочестивым теологам приходится искажать библейскую традицию, чтобы сделать ее совместимой с очевидными и неоспоримыми свидетельствами лингвистики», — писал Брока в 1862 году в статье «Лингвистика и антропология».
Еще больше путаницы вносит деление флективных языков на синтетические и аналитические, введенное Августом Шлегелем в 1818 году. Различие между ними заключается в том, что там, где синтетические языки, вроде русского или латинского, используют аффиксы, аналитические, такие как английский или французский, прибегают к помощи отдельных слов.
Как отмечал еще А.Чикобава, «в зарубежной печати встречаются утверждения, будто аналитический строй языка представляет собой более ценный, более прогрессивный строй речи. В большинстве случаев такого мнения держатся лица, заинтересованные в распространении влияния английского языка, стремящиеся навязать английский язык иноязычным народам силой, — это почти исключительно носители данного языка — англичане и американцы».
При внимательном рассмотрении оказывается, что ни семиты, ни народы с языками аналитического типа к числу «флективных людей» не относятся.
Получается, что в мире существуют два полюса? Семитский и арийский?
В чем же их системное различие?
Различие не только между семитами и индоевропейцами.
Марр признавал: «Каждая из систем так отрезана в своем дальнейшем долгом обособленном историческом бытовании от любой другой, что вполне естественным было предположение о различном происхождении каждой системы». Для Марра первичным был не праязык, он исходил из факта первоначального многоязычия и говорил, что «человечество не начинало единым языком».
Нации различаются не только теми особенностями характера, которые изучает расовая и национальная психология, они различны и по способу мышления, что находит выражение в структуре языка. Ни семиты, ни народы с языками аналитического типа к числу «флективных людей» не относятся.
А.В.Десницкая различает индоевропейские языки с «классическим» синтетическим строем — древнеиндийский, древнегреческий, старославянский, латинский, причем из современных индоевропейских языков старый тип синтетизма частично сохраняет русский язык, и синтетический строй новой формации, использующий как флексии, так и аналитические средства. В индоевропейских языках, выработавших синтетизм нового типа, утратила свое значение и в большей или меньшей степени оказалась стертой старая индоевропейская система деления именных основ по классам. Остатки ее еще в известной степени сохранились в современном русском языке, менее отчетливо в немецком, совсем стерты эти остатки в романских языках, в английском, в албанском и др .
Десницкая льстит западноевропейским языкам, величая их вырождающуюся флективность «новым синтетизмом». Теряя вышеупомянутые «остатки», они теряли свои наиболее ценные качества, заменяя их более примитивными структурами.
По Карамзину ещё в 14 веке практически вся Европа общалась на праславянском языке. Лишь с падением Византии вместе с возникновением национальных государств начинают формироваться и современные национальные языки как формы деградации праславянского языка. Аналитическая структура это некая форма деградации флективных языков и мышления ее носителей: в собственно флективных языках аналитического строя не может быть. Английский язык за последние десять веков сильно продвинулся к корневому типу. В английском варианте текст, состоящий из 77 слов, включает не односложных слов — всего пять! В соответствующем французском тексте их число увеличивается до десяти, в немецком их уже 24, а в русском — 39. Такую же деградацию пережил в свое время китайский язык; в древности он был агглютинативным и лишь позже стал близок к корневому типу..
Фридрих Шлегель утверждал, что флективные языки по своему строю являются несравненно более ценными, чем агглютинативные. Э.Сепир цитирует высказывание одного прославленного американского писателя, что для флективной женщины преступно выйти замуж за агглютинативного мужчину.
Научную базу под иерархию языков подвел в 1850 году Август Шлейхер (1821—1868), которого называют основоположником «биологического натурализма» в языкознании, крупный специалист по славянским и балтийским языкам. В трех морфологических типах языков Шлейхер видел воплощение трех ступеней развития: в корневых древнейшую, в агглютинативных — промежуточную и во флективных — новейшую, т.е. высшую. Образование всех трех типов Шлейхер относил к доисторическому периоду, в исторический период языки перестают развиваться, они начинают разлагаться.
Первой ступенью, несомненно, будут полисинтетические языки, отражающие уровень дологического мышления. Далее следуют агглютинативные языки (механическое мышление), но они могут развиваться в двух направлениях.
Одно из них тупиковое, застойное, другое — подъем на более высокую ступень развития — флективную (органическое мышление). Здесь опять происходит раздвоение: одни языки идут по тупиковому аналитическому пути, по пути разложения и деградации, другие (синтетические) остаются открытыми для той перспективы, которую предвидел Н.Я. Марр, когда говорил: «Неизвестно, как долго логическое мышление удержится и не сдаст ли оно свои позиции новой системе мышления, о строе которой мы сейчас можем лишь гадать».
Цельным можно назвать именно русский способ мышления, чему соответствует синтетический тип русского языка. В отличие от него в типично аналитическом английском языке отражен, как в зеркале, эмпирический характер английского мышления, его неспособность к теоретическим обобщениям, на что обращал внимание Ф. Энгельс. Сегодня на Западе время от времени слышатся жалобы на отсутствие новой цельной идеологии, но для начала не мешало бы обзавестись хотя бы способностью к восприятию таковой, а на нет и суда нет. Совершенно иной характер имеет русское мышление, к которому как нельзя лучше подходит термин, определяющий тип русского языка, — синтетическое. Западная наука давно уже торжественно вступила дружными колоннами в многочисленные тупики специализации, так что налицо тот самый «идиотизм специализации», о котором говорил К.Маркс. Теперь нет больше биологов, а есть только специалисты по перепончатокрылым, — с сожалением констатировал Н.Винер. Таковы плоды мышления аналитического типа, противопоказанного нам, русским, поскольку у нас совсем иной тип мышления. Склад мышления по большей части имеет уклон либо в сторону левополушарного (образного, синтетического) способа мышления, либо правополушарного (логического, аналитического) . У В.И.Ленина, например, настолько было развито логическое полушарие, что другое вообще атрофировалось.
Наблюдение, конечно, занимательное. Но не более того.
Здесь не видна особая морфология и семантика. А на ум сразу приходит Л.В. Щерба – автор фразы
«Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка».
Прежде всего, Сергей Иванович ошибается в главном:
в его двух словах буквосочетание «учение» – не корень, а совпадающая группа букв.
Нечто похожее наблюдается в метаграммах – словах, отличающихся одной буквой.
В русском языке подобное сплошь и рядом.
Но не это основное. Более всего умиляют комментарии: а их много!
Просто высший пилотаж: кто в лес, кто по дрова. А нет бы, просто заглянуть в справочник, хотя бы ВикиСловарь http://ru.wiktionary.org/wiki/.
Что же мы видим? – На самом деле, в слове Учение (обучение) – корень «уч».
В слове Мучение – корень «мук», «муч».
Совершенно разное происхождение. И хорошо просматривается из других родственных языков.
Привожу вдобавок ещё несколько похожих слов, включающих связку «учение», но не имеющих к этому слову ни малейшего отношения:
КРучение, ОБЛучение, ВРучение, Сучение (волкна) и др.
Можете далее продолжить сами. Желаю успехов!
Ваша позиция понятна – есть учение о корнях, все остальное – мучение дилетантов.
Вы уверены, что на все вопросы о русском языке есть ответы в учебниках для школьников.
Это позиция человека, который не хочет смотреть глубже правил русского языка.
Все участники дискуссии, как Вы могли заметить, не очень-то привязывались к «учению-мучению».
Им важна был глубинная суть языка. А она многомерна. Посмотришь под одним углом – увидишь одно, повернешь немного – увидишь другое. Это великая тайна любого языка, а русского особенно.
И дело совсем не в этих двух словах. Если Вы заметили, заметка эта из рубрики «Щепки». В этой рубрике я печатаю всякие неожиданные и зачастую веселые наблюдения, которые не претендуют ни на какую научность.
Почему эта короткая заметка зацепила так много людей?
Думаю, что дело в том, что тайна русского языка не помещается в учение о корнях, ее еще предстоит раскрыть. И это путь в неведомое, каждый идет туда наощупь.
Впрочем, Вы это все сочтете за пустые измышлизмы. Для Вас никаких тайн нет. Есть учебники.
На этом и останемся стоять.
Зря заедаетесь, Сергей Иванович. Я подписываюсь под каждым Вашим словом, что русский язык – Клондайк-кладезь. Это и без комментариев ясно. Здесь не нужен ликбез.
Я же о другом.. О Вашем единственном и конкретном вопросе «Почему один корень?».
Вы же не спрашивали про особенности русского языка, происхождение и др.
А то, что людям захотелось выговориться на задевшую их тему, Бога ради, на здоровье.
Только Вы всем про Фому, а все Вам про Ерёму.
Я ответил максимально и конкретно на вопрос. Примеры привёл добавочные.
Теперь Вы мне про Ерёму – про какие-то тайны, учения, глубинную суть, многомерность и проч. – Чего ни в сообщении, ни в вопросе не было. Вы уже, верно, забыли, с чего сами начали разговор. И хотите меня перевоспитать в том, с чем я и без Вашего назидания с Вами согласен на все 100. – Естественно процентов, а не грамм. Хотя чай тоже полезен. = Спасибо за Ваши темы.
Критика по существу всегда полезна.
Ваши замечания стимулирует дальнейшие размышления.
За это спасибо.
Лично я не претендую на какое-либо глубокое понимание тайны русского языка. Мне кажется, что я стою на берегу огромного океана и лишь изредка вижу выпрыгивающих из его глубин золотых рыбок.
Разница в наших позициях (если она мной не выдумана) в том, что для меня русский язык – огромное непознанное еще море тайн. Которое предстоит раскрыть многим поколениям ученых. А для Вас (надеюсь, что ошибаюсь!), эта тема изучена, все разложено по полочкам и ничего нового уже не найти.
Это так?
Конечно же, не так!
Всех глубин и тайн русского языка мы никогда не познаем.
Тем не менее люблю изучать происхождение тех или иных слов. Но уже разжёванный лингвистами материал. Весьма занятная штука. Есть интересные параллели с украинским языком. Чего стоит одно слово «БУДЬМО».
Хотя я на 3/4 хохол, но увы, не знаю, что это слово означает.
Я там несколько уменьшил средний балл. Но это произошло чисто случайно!
По Фрейду?
Получается так. Курсор сам себе место нашёл.
Можно конечно иронизировать над «народной филологией», над её отдельными куздрами.
Но факт в том, что наш язык до сих пор ОБРАЗНЫЙ, несмотря на все усилия инородцев его упростить, обкорнать и оторвать звуки от породившей их мысли. В отличие от языков безОбразных, то есть безобрАзных.
Узка дверь в царствие Божие и даётся с усилием. Лишь достаточно большой народ, мыслящий синтетически, сможет создать, или возродить в новых условиях живую органическую многомерную общественную логику цивилизации будущего.
Аналитическая же цивилизация, где язык упрощён до фонетики и разрушается далее на наших глазах, обречена на вырождение. В современной Англии уже не говорят на языке Шекспира даже в Лондоне. А уровень образования в старших классах сравним с нашей начальной школой. Поэтому нет синтеза в западной парадигме, что приведёт западную цивилизацию к распаду. И даже если перед ними открыть настежь дверь в будущее, то они не смогут туда войти.
Не знаю о чём Вы, но академик Лев Щерба со своей «глокой куздрой» – выдающийся российский языковед! = И потом: не нужно сгущать краски. Язык постоянно менялся и будет меняться во все времена. = Не предрекайте распад западной цивилизации. Они-то как раз выживут. Лучше побеспокоиться о своей.
Не надо преувеличивать. Читаем ныне книги времени Алексея Михайловича Романова совершенно легко и непринуждённо. Практически всё понятно, а прошло уже пол тысячелетия.
Все цивилизации распадаются, так как не умирает только то, что никогда не рождалось. И вообще, все общемировые цивилизации существовали максимум 2 тысячи лет, уступая эстафету другим мировым центрам. Вам пора уже познакомиться с трудами на эту тему С.И.Сухоноса.
Российская же цивилизация как более молодая (на 500 лет моложе западной), уже обладая уникальным научно-технологическим, генетическим и культурным заделом, имеет верный шанс стать новым центром мирового развития. Главное нейтрализовать западников, которые тащат нас в западный хоспис.
.
Вношу уточнения. По моим расчетам, Запад вступил в завершающую фазу развития своей цивилизации – фазу мировой империи. Она продлится еще 500 лет. Если интересны характеристики такой фазы, то стоит сравнить Грецию и Рим. Это как Европа и США (об этом еще Шпенглер писал 100 лет назад).
Распад и мировая империя – противоположные явления. До распада им еще очень далеко.
Но вот стагнация творческих сил уже наступила. Примерно в 1970-х. И навсегда. Никогда Запад уже свои «невтоны» миру не даст. Все научные гиганты в прошлом. А у России, как раз наоборот – все впереди. Впереди 500 лет славного творческого созидания. Новой картины мира и нового мира.